Всем хочется быть свободными, но не все понимают, что такое свобода. В основе практик духовных учений в конечном итоге всегда оказывается собственное «я» человека как последнее и единственное препятствие для освобождения. Сократ призывал: «Познай самого себя», а Будда называл победившего себя — величайшим из победителей. Вместе с ведущей канала «Настигло» разбираемся, что известно о нашем «я», почему духовные практики настаивают на необходимости «избавиться от эго» и есть ли в этих призывах научный смысл. Общий разбор нейробиологии буддизма можно прочитать здесь.
«Все обусловленные вещи непостоянны».
«Дхаммапада»
Что такое «я»
«Я» — это ощущение, которое мы можем иметь только по отношению к самим себе: никто другой не может назвать нас «я», и мы не можем ощутить себя «собой» другого человека. Мы смотрим на мир как будто через глазок этого «я», а еще точнее — его глазами. Именно ощущение собственного «я» отличает нас от всех остальных людей, переживающих схожий опыт, работающих в той же профессии, носящих ту же одежду и имеющих такое же имя.
«Я» становится ниткой, на которую нанизываются бусины наших воспоминаний, эмоционального опыта, личной истории, убеждений, принципов и политических взглядов.
На стрежне «я» вырастают идентичности: гендерные, профессиональные, национальные, культурные, религиозные — их психолог и переговорщик Дэниел Шапиро называет главной причиной человеческих конфликтов, потому что мы готовы бороться за них и умирать, уверенные в них, как в абсолюте. Мы проводим всю жизнь, создавая империю вокруг «я», выбирая, что правильно его описывает, а что нет. Но существует ли наше «я» так, как мы себе это представляем, смотрясь в зеркало и отмечая, что новая рубашка отлично отражает нашу внутреннюю суть?
Как мозг создает «я»
Вопрос о том, почему существует сознание, философ Дэвид Чалмерс назвал «трудной проблемой сознания» — и ее невозможно решить, по крайней мере сейчас, когда философы, психологи и нейрофизиологи даже не сошлись в едином мнении о том, что есть сознание. Наука также не может ответить на вопрос о сущности сознания и не может локализовать в мозге его ядро — ощущение «я».
Ричард Дэвидсон, психиатр, психолог, автор книги «Измененные черты характера»:
«Попытки найти какой-то специальный отдел в мозге, отвечающий за ощущение „я“, не увенчались успехом. Эти данные свидетельствуют о том, что чем бы это „я“ ни было, оно не расположено в какой-то конкретной зоне, а, скорее всего, распределено».
Несмотря на недостаток научного понимания причин существования «я», у нас нет никаких оснований полагать, что его нет. Каждый из нас утвердительно ответит на вопрос, есть ли у него не изменяющееся с возрастом ощущение самоприсутствия в собственной жизни — а если нет, это будет поводом подозревать расстройство деперсонализации и обратиться к специалисту.
Уровень активности мозга в целом постоянен вне зависимости от того, занимаемся ли мы чем-то напряженным или расслабленно отдыхаем — мозг всегда работает довольно напряженно. Во время ничегонеделания активны части мозга, отвечающие за воспоминания, связывание сенсорной информации и моторных реакций и за мысли о самом себе, — а во время активной концентрации на чем-либо эти участки, наоборот, успокаиваются. Этот комплекс называют сетью пассивного режима работы мозга (СПРРМ, или дефолтная система), а посещающие нас во время ее активности мысли — не зависящими от внешних стимулов. Оказалось, что во время активности этой дефолтной системы люди сообщали не об отсутствии мыслей, а о блуждании ума и перепрыгивании его с мысли на мысль — которые объединяло, что все они были не связаны с тем, чем человек занят на данный момент.
В буддийской традиции ум часто называют обезьяной, подчеркивая, что беспокойство, неусидчивость и спорадические скачки — его базовое свойство.
Интересным открытием оказалось то, что в такие моменты ум испытуемых в основном блуждал по мыслям о собственном «я». Как я выгляжу? как проходит эксперимент? как я сказанул? — всё это поток саморефлексии, вызванный активацией СПРРМ в моменты расконцентрированности.
Предположительно, СПРРМ создает ощущение «я» за счет постоянной автоматической сортировки впечатлений, ощущений и воспоминаний как относящихся к нам самим или нет, характеризующих нас или нет, принадлежащих нам или нет, понравившихся нам или нет, и т. д. Это автоматическое воспроизведение создает «я»-нарратив — историю, которую мы начинаем считать собой. В создании этого нарратива важную роль играет реакция окружающих, которая формирует нашу самооценку.
В детстве, когда наши представления о себе еще не сформированы в целом (или в новых ситуациях, в которых мы еще не разработали систему оценки), мы пока не знаем, какие мы и какими должны быть, и опираемся в формировании своего нарратива на реакцию окружающих: поощрение или неодобрение. Поощрение позволяет нам учиться быть собой точно так же, как учиться вообще чему-либо — за счет выработки дофамина (мы уже рассказывали о том, какую важную роль он играет в обучении). Со временем поощряемое поведение перестает приносить дофаминовую стимуляцию и превращается в привычку, а мы ищем новые стимулы, которые вписались бы в нашу идентичность и принесли бы вместе с дофамином ощущение, что мы поступили правильно (этот нейромедиатор также отвечает за ощущение осмысленности и связности поступков).
Почему мы уверены, что «я» реально существует
Мы убеждены в существовании некого центра, связывающего воедино наше тело и ощущения пяти чувств, наши мысли, воспоминания и опыт, убеждения, вкусы и т. д. Философ Джулиан Баджини предлагает сравнить представление о «я» с представлением о часах: вот циферблат, вот стрелки, вот корпус, ремешок и всякие шестеренки — но не думаем же мы, что где-то есть нематериальная сущность часов, которая позволяет физическому предмету «часы» оставаться цельным? Конечно, нет. Мы понимаем, что соединение всех этих частиц порождает функцию — показывать время — а вместе с ней и сущность или концепт часов.
Будда сравнивал систему нашего «я» с образом мчащейся колесницы: ее концепция возникает только тогда, когда колеса, платформа, ярмо, возница и лошади объединяются и действуют как одно целое.
Взятые по отдельности или сваленные в кучу, они не станут колесницей, но и колесницы как нематериальной сущности, объединяющей части, не существует. Нельзя сказать, что колесницы не существует в принципе, но и нельзя сказать, что она существует как нечто объективное — это результат работы суммы частей. Сами по себе наши воспоминания, восприятия, эмоции или мысли не являются нашим «я», но — взятые в определенном динамическом соотношении — они рождают у нас ощущение уникального субъективного существования.
СПЕЦПРОЕКТ
Спецпроект
Такой взгляд на наше «я» как на функцию не отрицает, что мы субъективно ощущаем себя как личность, но предлагает отказаться от идеи какого-то неизменного «я». Да, очевидно, что мы переживаем это ощущение, но также очевидно, что конкретного предмета, который мы называем «я» и который, как и всё в этой вселенной, состоит из материи, пускай даже очень тонкой, — нет. А потому не ощущения, эмоции, мысли и опыт нанизываются на это «я» — а, наоборот, уникальный набор психофизиологических процессов порождает уникальное ощущение «я». Изымите из этого уравнения хотя бы один элемент — например, память — вот и нет больше вашего прежнего «я». Некоторые умозрительно оспаривают взгляд на личность как на функцию, возникающую в сети элементов, но это трудно сделать, наблюдая за больными деменцией — болезнью мозга, которая разбирает эту сеть и предлагает философам поискать личность в оставшихся руинах.
Буддизм уже две с половиной тысячи лет настаивает на том, что убеждение в объективном существовании неизменной сущности «я» — заблуждение. Анатмавада — учение об отсутствии индивидуальной бессмертной души — вызывает на Западе целый спектр реакций от непонимания до возмущения. Очень часто ошибочно считают, что буддизм полностью отрицает существование мира и признает одну только пустоту — а от этого утверждения один шаг до абсурдизации всего учения, которое становится совершенно неприменимым в жизни. В это можно поверить только на краткий промежуток времени, когда у вас разыгралась психика! В тексте «Мозг в нирване» мы уже разбирали, как правильно понимать идею иллюзорности мира, не впадая в нигилистические заблуждения.
На деле взгляд на «я» как на иллюзию — не нигилизм, а довольно трезвый подход к анализу природы ощущения «я» с далеко идущими практическими выводами.
Нужно только верно его перевести на современный язык.
Что значит, что «я» пустотно
В более древнем, чем буддизм, индуизме атманом называлась индивидуальная вечная бессмертная неизменная душа, и буддисты довольно по-бунтарски повели себя, приставив к ней отрицательную частицу «ан-» и получив странное слово «ан-атман» — не-душа. Однако Будда предупреждал о неверности обоих крайних подходов: как от веры в существование бессмертной души, так и от материалистического нигилизма.
Материалистически настроенным непосвященным он проповедовал о душе, а более развитым и сведущим ученикам рассказывал о не-существовании «я» и даже советовал отказаться от рассуждений и размышлений от первого лица, чтобы разрушить тонкую привязанность к идее личности. Например, вместо «я воспринимаю» следовало говорить «происходит восприятие» — это позволяло его ученикам ослабить фиксацию на собственном «я» и снять очарованность языком, в котором форма первого лица как бы по умолчанию предполагает существование уникального переживающего субъекта.
Буддийское понятие ан-атты (не-души) относится не только к человеку, а ко всем явлениям. Имеется ввиду не бездушность и бессердечность мира, а отсутствие в нем постоянства. Если есть универсальная душа, которая не рождается и не умирает, то носитель этой души должен быть неизменным и вечным. Это полностью противоречит нашему опыту и тому, что мы наблюдаем в мире. Нет никакого постоянства: сегодня мигрень, завтра изжога, а послезавтра и вовсе вставать с постели не хочется — всегда что-то свеженькое.
Когда Будда говорил: «Как на пустоту взирай ты на этот мир», — он имел в виду необходимость увидеть эту изменчивость и не считать что-либо обязательным и постоянным. Это вовсе не нигилизм и отрицание всего, наоборот, — призыв найти корни явлений, изучить их и научиться управлять ими. В одной из проповедей Будда спрашивает у учеников, есть ли в мире постоянство: формы, чувства, восприятия или даже самого сознания.
Все эти явления всегда зависят от огромного количества факторов — значит, в них нет постоянства, так как причины изменчивы; а поскольку они не могут взять и измениться произвольно, то они не свободны. Нам может казаться, что нечто неизменно, — но только из-за невежества. Например, наше тело не может вдруг взять и измениться, на него влияют наследственность, питание, климат, гормональный фон, физическая активность, качество сна и многое другое. Но если мы знаем, как и что влияет на тело — мы можем изменять его, например, соотношение жировой и мышечной массы, уровень гормонов и многое другое. Вскоре тело можно будет редактировать и на генном уровне. Так же мы можем и отнестись к собственному «я».
Если мы проанализируем себя и свою жизнь, то увидим, что многие, казалось бы, постоянные вещи изменчивы. Плакаты, которые висели в детстве на стенах и были святыней, давно выброшены, школьная любовь всей жизни забыта, то, что нам кажется важным, что нас расстраивает, что мы любим — меняется с годами. Меняется и наше тело, изменяет форму, растет, толстеет, худеет, стареет, дряхлеет и разлагается.
Трансформируются наши черты под влиянием обстоятельств: новая работа изгоняет из гуманитария застенчивость, женитьба превращает клубного волка в пивного домоседа, а чтение журнала «Нож» лишает всякой скромности.
То есть наше «я» — довольно непостоянная штука, и многие могут с удивлением отметить, что их 15-, 25- и 35-летие отмечали три очень разных личности.
Буддизм предлагает относиться к ощущению неизменного «я» как к мысленной конструкции, заряженной силой привычки. И рассказывает о том, что можно избавиться от этой привычки создавать свое я и перестать стремиться к дофаминовому поощрению соответствия. Это и есть путь к освобождению (или нирване) — такому пониманию причинно-следственных связей, которое позволяет видеть их, нейтрализовать их и принимать решения вне зависимости от действующих причин. Прервать цепь причин и следствий вовсе — то, что называется «покинуть водоворот сансары».
На более понятном языке это означает, что мы можем поступать разумно: свободно и независимо, опираясь на необходимость текущего момента, а не на привычки, автоматизмы и стереотипы. Ведь, прямо скажем, далеко не всё, что нам кажется присущим самому себе, очень полезно. В основном мы все состоим их случайностей и универсальных психофизических паттернов: гнева и радости, усталости и энергичности, вожделения и апатии, агрессии и подчинения и т. д.
Вслед за продвинутыми практикующими мы тоже можем попробовать не использовать «я»-конструкций в анализе своих состояний — и в этом смысле нам очень помогает нейрофизиология.
Вместо того чтобы сказать «я зол» и создать целую субъективную реальность и потом ее защищать, мы можем сказать: «моя миндалина что-то перевозбудилась» — и работать с этим фактом как с отдельным явлением.
Наука доказала, что отделение ощущений от «я»-дискурса позволяет изменить то, как именно мы их переживаем.
Ричард Дэвидсон:
«Когда мы идентифицируем мысль или чувство как принадлежное к „я“ — это ограничивает возможности трансформации этого чувства или мысли. Когда боль не идентифицируется как „моя“, а осознается как просто чувство боли или, еще лучше, как серия определеных ощущений — восприятие этого опыта можно трансформировать».
Как медитация помогает остановить производство «я» в мозге
Базовый принцип медитации — концентрироваться на выбранном объекте, наблюдать за своими мыслями, замечать, когда ум начинает блуждать, и возвращать внимание к объекту концентрации. Такая практика активирует в мозгу дорсолатеральную часть префронтальной коры (ДПФК). Она отвечает за познавательные процессы и планирование, за принятие решений, в том числе требующих морального выбора и справедливости, а также может быть вовлечена в понимание систем правил и управление поведением в стратегически сложных социальных ситуациях. Эта часть коры считается самой разумной и сдержанной структурой, участвующей в формировании нашего поведения. Регулярная медитация делает эту часть коры не только более активной и физически плотной.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Удовольствия, познание или долг: в чем философия предлагает поискать смысл жизни
«Напоминать ученым их же историю»: историк Лорен Грэхэм — о советской науке, деле Лысенко и судьбе российских ученых
Четыре способа собрать свой ответ на вопрос о смысле жизни
Также медитация укрепляет связи этой «рассудочной» части мозга с сетью пассивного режима работы (она активируется во время отдыха, заставляет ум скакать и на ходу создавать наш «я»-нарратив). Это приводит к тому, что ваш ум меньше скачет и лучше концентрируется. Блуждание ума имеет меньше власти над вашим вниманием — а значит, реже «цепляет» случайные данные в вашу историю о самом себе. У постоянно медитирующих эта связь сильнее активирована, а СПРРМ в принципе менее активна, даже вне медитации. Это подтверждает утверждения о том, что занимающиеся медитацией люди меньше беспокоятся о себе. Да и в принципе меньше беспокоятся, так как активность дорсолатеральной части префронтальной коры обратно пропорциональна уровню тревожности.
В чем польза освобождения от «я»
Работа дефолтной системы обычно остается незамеченной для большинства людей — настолько это состояние кажется естественным, как, например, машинальный взгляд в зеркало и мысль «это я» при виде собственного отражения. Это так до тех пор, пока нам не понадобится расслабить ум, чтобы перестать думать о чем-то неприятном или тревожном: чем больше мы будем стараться ни о чем не думать и расслабиться, тем активнее будет сеть пассивного режима работы мозга, а значит, тем активнее тревожные мысли будут «думаться сами».
Исследования показали, что, несмотря на нашу склонность «залипать» на более приятные мысли, в моменты блуждания ума мы не чувствуем себя счастливыми, в отличие от моментов полного присутствия здесь и сейчас.
Опыт отказа размышлять о первых попавшихся мыслях и умение вернуть внимание к концентрации дает способность освобождаться от двух основных стремлений, которые мы разбирали в прошлой статье: тяги и отторжения. Оба драйва можно свести к одной только силе привязанности — неспособности «отлепить» от себя ту или иную мысль, ощущение или чувство, будь то тяга к чему-то или отвращение.
Эксперименты Джадсона Брюэра по преодолению зависимостей показали, что медитация на желание закурить приводила участников эксперимента к одному и тому же результату: все они отмечали, что у тяги к сигарете есть начало, подъем, пик, спад — а затем оно проходит. Желание закурить обусловлено не только физической зависимостью, но и ментальной привычкой (а иногда и накрепко прилипшей к нам идентичностью курильщика). Наблюдение за динамикой ума приводило испытуемых к пониманию непостоянства этой потребности и давало куда более высокие результаты окончательного отказа от курения, чем программа американских пульмонологов, предполагавшая отвлечение от мыслей о курении. Эти данные вполне подтверждают обещание из текстов раннего буддизма: «Когда вещи проявляются упорно медитирующему, все сомнения исчезнут с пониманием каждой из них вместе с причиной, ее породившей».
Точно так же и с любыми другими мыслями и ощущениями. Научившись наблюдать за своим умом, мы приобретаем навык изолировать мысль от цепи причинно-следственной связи, в которой она катится, как снежный ком, порождая настроения, решения, действия. Так мы освобождаемся от причин, которые порождают наше восприятие и поведение и смотрим более объективно на события внешней и внутренней жизни.
В массовой культуре лучше всего этот процесс показал Гай Ричи в недооцененном (и зря!) фильме «Револьвер», главный герой которого — опытный разводила, чей внутренний голос мы слышим за кадром. Внутренний голос всегда думает о своей выгоде, безопасности и своих заслугах — и вдруг герой понимает, что этот самый голос и есть главный разводила. В конце фильма есть сцена, очень напоминающая медитацию на первых этапах, когда ум мечется и будто кричит, пока вы неподвижно сидите и отвоевываете право решать себе. Ну или дорсолатеральной части префрональной коры.
Как медитация делает нас более независимыми
У опытных практикующих медитацию (в среднем 7500 часов практики за жизнь) обнаружилось снижение количества серого вещества в прилежащем ядре. Эта область не только участвует в связи различных частей, отвечающих за формирование ощущения «я», но и играет важную роль в работе дофаминовой системы поощрения. Если эта система слишком активна, то мир может казаться нам полным соблазнов, а мы в нем — безвольным листом, плывущим по течению страстей. В тексте о «дофаномике» мы уже подробно разбирали, как маркетинг и социальные сети взламывают систему поощрения современных людей, заставляя их безвольно следовать мягкому руководству корпораций. Снижение объема серого вещества в прилежащем ядре в результате долгой медитации может означать, что мозг становится менее склонен к зависимости как от похвалы, лайков и от социального одобрения, так и от пищи или других привлекательных веществ (исследования есть, но их пока недостаточно).
Где еще можно найти идеи о «не-я»
По мере развития буддизма учение о пустоте сформировало целую школу любителей пустотности под предводительством мыслителя Нагарджуны, который говорил: «Сказать, что всё есть, — одна крайность, сказать, что ничего нет, — другая крайность. Всё пусто — вот истина срединного пути».
В дзен-буддизме идеи пустоты поднялись до своего апофеоза: дзенская традиция заявляет о пустотности не просто всех явлений, но и четырех главных постулатов буддизма (это примерно тот же эффект на Востоке, что от убийства Бога Фридрихом Ницше на Западе). Дзен отмечает нашу очарованность словами, названиями, терминами, которые только ограничивают нашу свободу поступать спонтанно.
В христианской традиции схожим действием обладает практика отсечения воли послушника, не смеющего принять самостоятельно ни одного решения без воли наставника. Обет послушания действует схожим образом с медитацией при правильной практике, так как оставляет много времени наблюдать за появляющимися желаниями в уме, не останавливаясь ни на одном из них, — но невозможен вне монастырской жизни.
На более высоком уровне абстракции в христианском богословии можно найти тот же принцип опустошения концепта «я» под названием «кенозис» (от греческого «кенос» — «пустота»). Этим термином описывается символическое значение уничтожения Христом своего «я» через смирение, страдание и смерть. Часто он принимает весьма буквальные формы самоуничижения, описывать которые весело получается только у Александра Невзорова.
Современный буддийский монах Тханиссаро Бхиккху предлагает называть практику освобождения от эго не отрицательной доктриной «нет я», а практической стратегией «не-я» — то есть как руководство к действию, свободному от стереотипов о себе. Призыв действовать с пониманием пустоты можно найти в «не-деянии» у Лао-цзы в труде III века до нашей эры и в «неделании» у Карлоса Кастанеды в 70-е годы ХХ века. Все три эти подхода технически предлагают снизить активность автоматической работы сети пассивного режима работы мозга (у Кастанеды есть даже свой термин для этого — остановка внутреннего диалога). Всё для того, чтобы осознанно и взвешенно ответить на вопрос: действительно ли именно сейчас следует поступать именно так — или это просто инерция нашего тела, эмоций, ума, привычек, социальных порядков? А затем — действовать свободно.